March 2019

● ● ●

Теперь нет чудесных мифических мест. Google maps не оставляет пробелов на цифровом атласе Земли. Нет Персии, заокеанской Индии, Шамбалы, Эльдорадо. Есть только жгучее желание их отыскать, неиссякаемый запрос на их существование, на общую веру в чудеса, от которой эти чудеса случаются. Если загадочных мест нет, то их надо выдумать и отправляться туда. Я решил – я собираюсь в Персию, к Али-Бабе, к ассасинам во главе с Хасаном ибн Саббахом, к огнепоклонникам, к их божеству Ахура-Мазде, к дворцам Ксеркса и Дария, к любителю вина и поэзии Омару Хайяму, к гуриям мусульманского рая, к зороастрийским башням молчания и к мозаикам бирюзовых мечетей. Я не считаюсь с собственными обстоятельствами, не смущен кусочностью и поверхностностью похода, я верю в свою дорогу, я хочу чудес, я растворяюсь в опыте перемены мест слагаемых, каждое из которых больше конечной суммы – избыток связи переходит в энергию существования мира.

Еще в Армении выучил пару полезных фраз на фарси: «Салам» - привет, «мам нун» - спасибо, «ходафес» - до свидания, «манн пуль недорам» - у меня нет денег (пароль для навязчивых таксистов). Граница пройдена без заминок, мост через реку Аракс (почти тирэкс) весьма живописен, жаль только, что его нельзя фотографировать – режимный объект. Так же жалко, что не сфотографировать эти четыре пары ботинок под будкой пограничника и эти два засушенных цветочка, вроде гвоздики, на столе паспортного контролера. Перехожу мост (погранцы с автоматами на изготовь) и тут же оказываюсь в спасительной тени – солнце прячется за оранжевой скалой.

Проезжаем пустые места по периметру Нахичевани – спички тополей и ржавые вагоны на фоне заснеженных хребтов, вдали вершина с характерным силуэтом, назвал ее гора-шляпа. Эти горы явно нечасто чувствуют дождь на своей грубой глинистой шкуре.

Уже темнеет, а я на выезде из городка Джульфа, пора ставить палатку, уже и поляну присмотрел для ночлега. Дни в моём путешествии приобретают огромный характер – час стоишь на месте, следующие два часа едешь 140 километров, сменив равнину на горы и опять на равнину, от монастырских колоколов утром до вечернего шиитского намаза на закате. Четверть луны в окне палатки, Марс снова в клешнях Скорпиона, как был в 2001-ом, когда я начал за ним наблюдать.

15.05.2016
Жаркое иранское утро. Ночь была так себе – шумела трасса, душно, в полвторого по соседству галдела компания, мечеть заголосила в 4:30. Ну ничего, резерв сна достаточен. Умылся, через дорогу есть вода, тут везде, как и в Армении, есть источники воды, но в отличие от Армении, тут они с краном – берегут водные ресурсы. Перед началом дня прочел десяток рубайи Хайяма. Настраивает на персидский лад, не зря везу эту маленькую книжку с собой:

Я однажды кувшин говорящий купил.
«Был я шахом! – кувшин безутешно вопил. —
Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха —
Сделал бывшего шаха утехой кутил».

Выйдя на шоссе, обнаружил, что трафик перекрыт – сегодня на трассе до Тебриза какой-то международный вело-заезд. Прошелся до объездной, пыльная дорога, на перекрестке пожарные и полиция. Поднял руку с оттопыренным пальцем – сейчас посмотрим, какой тут автостоп.
Прошло минут 7-8, едем! Правда, недолго – отвозят к автостанции в ближайшем городке Хадишар. Мои объяснения на счет автостопа и нежелания ехать на такси не возымели действия. Но я тут же словил попутку и вернулся на трассу.

На трассе пусто – движение закрыли полностью. Благо, угощают пончиком в придорожной забегаловке. Но вот показалась голова велоколонны, участников немного, где-то 100-150. После колонны полиция, сдерживают автопоток. Машины еле ползут в три ряда, удобно спрашивать водителей в окно на предмет подвезти. Сразу запрыгиваю в пежо – Камран едет до Маранда, а это целых 60 км в сторону Тебриза, а значит, и Тегерана.

Тянучка, скорость 30 км/ч, поэтому успеваю рассматривать лица водителей, уныленькие пейзажи Восточного Азербайджана (так эта область называется), непонятные знаки на автономерных табличках и делать вот эти записи. А еще пополняю свой разговорный словарь фарси:
Bale, are - да
Hair, Ne - нет
Mam nun - спасибо
Esm soma tsie? Esm me man Eugene.
Niham beram Tabriz – Еду в Тебриз
Hodafes – До свидания

Камран поломался через 10 километров, заглох. Он извинился за форс-мажор и тормознул для меня машину – Зульфегар едет до Маранда, отлично. Он знает русский, бывал в Харькове и Донецке, занимается поставками хозяйственных инструментов, говорит – последние годы дела идут плохо. «Россия ненадежный партнер, у нее много своих проблем, может завтра бросить нас». Останавливаемся на обязательное чаепитие, Зульфегар угощает печеньем.

В Маранде быстро подбирает Керим. Он подбирает еще троих, тут популярно подъезжать на попутках, но при этом давать водителю немного денег. Я говорю – «пуль не», денег нет – меня понимают и везут без билетов. На дороге учу цифры по автономерам и дорожным указателям: точка - 0, птичка - 7, сердечко - 5, крючок - 2.

Теперь вот городок Суфиан. Несколько утомляющий заезд. Значит, пора пообедать. Сначала мороженное (5000 реалов), на сдачу три сладких кураги. Теперь что-нибудь посерьезнее – кебаб с помидоркой (50 тысяч или 5 томанов) от хозяина лавочки, похожего на подряхлевшего от выпивки Керуака. По телевизору полуденная молитва, потом реклама и новости спорта.

За стеклом окна фуры на Тебриз (вот бы в одну из них заскочить), суета торговых рядов, сияющие самовары, увенчанные фарфоровыми чайниками с цветастой росписью (здесь сохранилась эта культура самоварного чаепития, пришедшая из Российской империи, самовар по-ирански «са-мо-вар»).

Я, тип с рюкзаком и фотоаппаратом, не совсем уместен здесь, но на меня не очень обращают внимания. Тут нечего смотреть и нечего показывать, по-английски не говорят, туристы не прогуливаются.

Настоящие места. Женщины в платках, несут продукты с рынка, мужчины при работе – торговля, стройки, автоперевозки, полицейский контроль. Такая же обыденная жизнь, как и везде – неприглядная и монотонная, только под пристальным взглядом Аятоллы Хомейни с многочисленных плакатов и с каждой купюры. Его, духовного лидера нации, тут кстати значительно меньше по сравнению с Ататюрком в стране на запад отсюда.

Тем временем, белок кебаба пошел по рельсам кровотока, запиваю водичкой и дальше на дорогу.
Следующий водитель – Мехти, едем до самого Тебриза. Мехти неплохо говорит по-английски, что радует. Он рад встрече с иностранцем и с интересом расспрашивает меня. В Тебризе приглашает на обед, везет в кафе, где подают его любимое блюдо – абгушт. Это такое иранское жаркое в чугунном котелке. Метод употребления: юшку из котелка слить в тарелку, набросать в юшку кусочки хлеба-сангеша, есть ложкой, пока котелок остывает, обильно закусывать травами (кинза, укроп, базилик, тархун). Запивать тахг – йогуртом-кефиром. Всё съесть, потом высыпать содерживое котелка (мясо, картофель, нохут, томат) в ту же тарелку, отложив в сторону кость и жир. Тщательно растолочь до состояния пюре, кушать с большим аппетитом. В черный чай вместо лимона кладут наредж, цитрус, выглядящий, как апельсин.
Новые слова в моем словаре: Хошмазе – вкусно, Хэли хуп – очень хорошо, Зиба – красота.

При перемещении на юго-восток, окружающие скалы постепенно уходят под слой глины, а восточнее Тебриза - под песчаник. В пейзаже появляются деревья, кажется ясени и тополя с яблонями. Вершина-ориентир Саханд остается на западном горизонте, блестит льдами под заходящим солнцем.

Качели автостопа - то едешь, то стоишь как дурак посреди пустырей, то опять едешь. То уныние от отсутствия попуток, то сразу же азарт от предстоящих километров в кабине грузовика. Вот и притормозил первый иранский дальнобойщик, всего 40 километров до развилки, но как здорово.

Водителя зовут Мортезах (что за чудные имена!), он конечно же не знает английского. Включает на телефоне аудиозапись диалога со своим четырехлетним сыном, мило. Ну а потом персидские песни на полную громкость, чтоб заглушить рев мотора.

Семейные пикники у реки, здесь выходные дни в наши четверг и пятницу. В жарком воздухе мелькают неизвестные птички из атласов, цвета металлов, блёсток, упаковочной фольги. Неряшливые виды сёл за окном, глиняные развалины, но возможно на это здесь не обращают внимания. Вопрос о бельгийской деревушке - хотели бы иранцы жить в таких декорациях? Уютно, чисто, ухоженно, скучно. Или где-то это принципиально невозможно, потому что не требуется?

Следующий грузовик - большая удача, 300 километров в сторону Тегерана. Смешной капитан тягача Абольфаз - сигналит в туннелях чтоб напугать водителей легковушек, кричит "секс-секс!" когда проезжаем мимо девушек-бабушек на обочинах. А потом молится прямо за рулем, включив намаз по радио в 8 часов вечера и повторяя молитву вслед за диктором.
Проезжаем колонну-шествие с черным флагом впереди. Абольфаз говорит: это паломники идут в Ирак, в город Кербелу, там погиб имам Хусейн ибн Али, традиция поминовения шиитских мучеников, Ашура.

Ехать нам весь вечер и всю ночь. Я уже привык. Даже нравится пропитаться дорожным потом, испачкать пылью ноги в сандалиях, обрасти дорожной бородой. По-честному ехать по Шелковому пути.

Останавливаемся у кузова с арбузами - навсегда запомню наш ужин со свежекупленным и тут же разрезанным арбузом на ночной обочине, в свете фар грузовика.

В полночь водитель объявляет тайм-аут на сон и ложится на сиденьях. Я устраиваюсь на спальной полке в глубине кабины и мгновенно засыпаю, несмотря на неудобное место. Просыпаюсь на рассвете, мы уже давно едем - Абольфаз поспал всего несколько часов и повез нас дальше. Делаю сонный кадр, чтоб запомнить - персидская заря сквозь каллиграфию-насталик. В 7 утра прощаемся, доехали до города Казвин, дарю на память открытку из Одессы.

Сейчас хочу отправиться в ту сторону, в какую-нибудь близлежащую деревушку в предгорьях мощного хребта Эльбурс, виднеющегося на севере. Попробуем. Иду на автостанцию, ищу автобусы на линии Казвин – Разджерд – Костинлар – Раджаидашт. Это направление на Аламут – старинную крепость ассасинов-исмаилитов. Автобусов нет, а таксист называет слишком высокую цену, полтора миллиона реал, а это 45 долларов. Нет, мне нужен другой вариант – на окружную за 60000 реалов, там таксисты по окрестностям – 100 000 реалов до Костинлара. Жду пассажиров-попутчиков. С таксистами объясняюсь на бумажке, хорошо, что заранее нарисовал в блокноте карту-схему. Заодно учу цифры, обсуждая цену поездки и торгуясь.

Доехали быстро, по дороге останавливались у родника, попить воды. Вышел из машины и пошел в горку. Тишина на высоте 1720 м. Здесь небо без инверсионных следов самолетов. Вообще ни одного авиалайнера не видно, какая-то бесполетная зона. Я так неподвижен, что местные ящерицы и кузнечики перестают меня замечать. Бабочки-белянки с выразительными черными прожилками не садятся на землю, пугливые, порхают, осторожничают.

На вершине обнаруживаю развалины, похоже, здесь была крепость, один из множества исмаилитских сторожевых пунктов по периметру этой горной долины. Предводитель ассасинов Хасан ибн Сабах, 1000 лет назад, мистические практики и боевые искусства, все стерла навала монгольских диких полчищ. Прикасаюсь к этим камням бывших стен и не могу себя заставить поверить в другие эпохи десятивековой давности, в руки, муровавшие этот фундамент. Мы слишком часто воспринимаем всё вокруг как данность.

В глубоких глинистых ущельях виднеются зеленые островки-оазисы с крышами домиков. По каким правилам проходит тамошняя жизнь? Лежу, размышляю.

На перевале под горой пасека и палатка пчеловодов. Иду в гости.

Их тут пятеро – Бехнам, Абольфаз, Милад, Мансур и Юсеф.

Сижу с ними, пью чай, фотографирую, наблюдаю за работой. Потом переезжаем на соседнюю пасеку, там курим кальян, над земными горами сгущаются горы небесные, из розового пара.

Новые слова в словарь: пчела на фарси – «замбур», мед – «асаль», воск - «мум», жук – «сюск», кузнечик - «малах», бабочка – «парване», чашка – «фенджан», вода - «аб», варенье - «мурапа», друг – «дуст», небо – «асман», труд – «кар», бог – «хода», жизнь – «зенде», свобода – «азади».
Такими простыми словами изъяснялись иранские пчеловоды на пасеке в предгорьях Эльбурса, пока я фотографировал, спрашивал и записывал перевод.

Тем временем, наступал вечер-аср и солнце-офтоб уходило за горизонт-офок.

После пчелиных посиделок едем в Казвин, ребята зовут с собой в бар-кальянную. Там тишина, никакой музыки, зеленые огоньки гирлянд, столики разделены перегородками, отдельно женские, отдельно мужские. Сижу в компании Фарзада, Мохсена, Мохаммеда, Эльфана и своих приятелей-пчеловодов. Мохаммед знает английский, говорит: «кальянные посиделки здесь главный релакс и социализатор. Богатые есть, но мало, средняя зарплата в провинции 200-300 долларов. Молодежь не очень рада нынешней строгости жизни, возможны изменения, молодые всегда хотят свобод и прочего».

На ночь читаю Хайяма:
- ведь недаром колотится сердце в груди;
- в кармане земли, в подоле у неба;
- жизнь похожа на сон, но не вечно же спать!

Shab beheyar! – Спокойной ночи!